В апреле 2025 года в социальных сетях появилось шокирующее видео, на котором школьник избивает своих сверстников. Как выяснилось, инцидент произошел еще в сентябре 2024 года в одной из школ Илийского района Алматинской области. Полиция возбудила уголовное дело, а управление образования инициировало соответствующую проверку.

На распространившемся в социальных сетях видео сцена, от которой у любого взрослого безусловно сжимается сердце. В тесном, замкнутом помещении, по обстановке и отделке напоминающем школьный санузел или подсобку, выстроены в линию примерно семеро мальчиков, подростки, возможно, даже одного возраста. Перед ними другой школьник, весьма уверенный в себе. Он не просто проходит вдоль шеренги, он поочередно наносит каждому удары по лицу и туловищу, сначала открытой ладонью, затем кулаком.

Жертвы не защищаются, не отходят, не пытаются убежать, они стоят неподвижно, с потупленным взглядом. Камера не дрожит: все снимается осознанно и, судя по всему, заранее спланировано.

Помещение закрытое, выход не виден, вмешательства взрослых нет. Видно, что это не случайная вспышка ярости, а своеобразный ритуал унижения, которому подчинены и агрессор, и его жертвы, и даже тот, кто снимает это все на телефон.

Школьная форма, начищенные туфли, тишина, отсутствие паники придают сцене пугающую обыденность. Судя по содержанию видео, насилие здесь не эпизод, а часть внутренней, а вероятно, и повседневной жизни коллектива, в которой у страха есть свое расписание.

Однако работа психологов здесь только начинается. После переживания эмоций необходимо все же дать свою вероятностную оценку происходящему, пусть даже она и не повлияет на ход событий следственно-проверочных мер специалистов правоохранительных органов.

В ситуации, показанной на видео, подростки, стоящие в линии, не сопротивляются и позволяют себя бить, что для стороннего наблюдателя выглядит как неестественное и даже абсурдное поведение. Однако с точки зрения психологии групповой динамики и подростковой психики это вполне предсказуемая реакция.

В группе часто появляется негласный лидер, пусть даже не обязательно самый умный или сильный, но наиболее решительный и готовый на агрессию. Остальные участники, особенно те, кто имеет низкую самооценку, или боится быть изолированным, начинают ему подчиняться. Это может происходить даже против их воли и убеждений.

Каждый стоящий в этой линии мог интуитивно понимать, что если выйдет из строя, откажется или возмутится, то есть вероятность, что его будут бить еще сильнее. Агрессор, как правило, усиливает это ощущение угрозы молчаливо или напрямую.

Еще одна вероятная реакция жертв – психологический ступор как важный защитный механизм, особенно у подростков. При неожиданной угрозе, с которой нет навыков справляться, мозг буквально замирает. Подросток как будто «впадает в оцепенение», не может думать, действовать, сопротивляться.

Если подобное поведение (насмешки, удары, давление) уже происходило раньше, пусть и в мягкой форме, то у жертв возникает иллюзия нормы. Они могут думать, что это просто игра, «так всегда», «со мной тоже так поступали». Таким образом формируется толерантность к агрессии.

Подросток редко чувствует себя отдельной личностью и для него важно быть частью коллектива. А если цена этого заключается в терпении насилия в свою сторону, то он зачастую выберет этот вариант, лишь бы не стать изгоем.

Следующая роль в этом псевдохудожественном театре школьной жизни отводится наблюдателям. Одно из самых тревожных обстоятельств в этом инциденте это не только жестокие действия агрессора, но и реакция (точнее, ее отсутствие) со стороны тех, кто был рядом. Кто-то ведь держал телефон и снимал происходящее. Остальные участники стояли в помещении, но никто не вмешался, не остановил, не возмутился. Эта безмолвная сцена, как лакмусовая бумажка психологического климата в подростковой группе.

В социальной психологии это называется эффектом свидетеля (bystander effect), где чем больше людей наблюдают за происходящим, тем меньше вероятность, что кто-то вмешается. Каждый думает: «Это не моя ответственность», «Пусть взрослые разберутся», «Может, это шутка». В подростковой среде это усугубляется страхом стать лишним в коллективе, «предателем» или даже следующей жертвой.

Эмпатия как способность распознать и прочувствовать чужую боль не появляется сама собой: она формируется через опыт, разговоры, воспитание. Если ребенок не научен понимать последствия своих и чужих действий, сцены насилия могут восприниматься не как трагедия, а как развлечение или даже «контент», особенно в цифровую эпоху, где боль превращается в просмотры. Особенно опасно, что фиксация насилия на видео и его распространение может восприниматься как социально поощряемое действие — способ получить лайки, внимание и статус в цифровой среде. Таким образом, моральная оценка подменяется медийной выгодой.

Подростки, как правило, это самые зависимые от группы члены общества. Их самооценка, безопасность и самоощущение напрямую зависят от того «свой» ты или «чужой». Выступить против лидера это все равно, что бросить вызов правилам выживания в животной стае, поэтому даже дети с высоким уровнем сочувствия могут молчать и отворачиваться, внутренне страдая, но внешне сливаясь с массой.

Ну и заключительная роль, отнюдь не последняя, и даже главная – это агрессор. Поведение подростка, ставшего инициатором насилия, может показаться прямолинейным и пугающим. Он бьет сверстников, действует уверенно, с позиции силы и доминирования. Но психологический портрет агрессора далеко не всегда так однозначен, ведь чаще всего за грубостью и агрессией прячутся куда более сложные и глубокие механизмы.

Часто такие подростки оказываются в «психологическом вакууме» без взрослых авторитетов, без конструктивного признания и без навыков регулирования эмоций. Их поведение – это попытка вернуть себе контроль хоть каким-то способом. Подростковый возраст – это этап формирования идентичности и социальной иерархии. Агрессор может использовать насилие как инструмент построения статуса, особенно если он не умеет иначе завоевывать уважение. В среде, где уважают силу и жесткость, он, вероятно, просто копирует эффективную модель поведения.

Грубость и агрессия нередко являются маской, за которой скрывается неуверенность, тревожность, ощущение собственной незначимости. Подросток может чувствовать себя ненужным, отвергнутым, слабым, и, соответственно, пытаться компенсировать это через демонстративное унижение других. Это дает ему кратковременное ощущение силы и контроля.

Психологи называют это механизмом «реактивного поведения»: человек демонстрирует обратное тому, что чувствует на самом деле. Очень часто подростки-агрессоры сами становятся жертвами в другом контексте – дома, на улице, в прошлом опыте. Если ребенок регулярно наблюдает физическое или эмоциональное насилие (например, от родителей друг к другу или к нему самому), он может усвоить его как норму. Причем, чем более скрытым и хроническим было это насилие, тем выше риск, что оно позже выплеснется на других.

Если взрослые в жизни подростка (родители, учителя, социальные институты) не выставляют четких границ и не дают обратной связи, то он не осознает границы дозволенного. Некоторые дети просто не получают сигнала, что так делать нельзя. Более того агрессия может поощряться скрыто или открыто, как возможно «мужской поступок», «справедливость», «ответ на слабость».

Подростковый возраст это время кризиса идентичности. Если ребенок не может найти себя в учебе, творчестве, спорте, отношениях, то он может выбрать путь силы. Агрессия становится способом почувствовать себя кем-то, получить признание (даже негативное), заявить о себе.

Агрессор в школьной истории это не всегда «плохой мальчик», которого нужно наказать. Это часто подросток с разрушенным внутренним каркасом, в котором не было эмпатии, понимания, поддержки и границ. Его поведение часто это симптом, а не только причина.

По результатам проверки компетентных органов, ученик, допустивший правонарушение, был переведен в другую школу в марте 2025 года. Родители агрессора и школьника, осуществлявшего видеосъемку, привлечены к административной ответственности за ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию детей. Подростки поставлены на профилактический учет.

Только уголовного или административного реагирования недостаточно. Необходимо системное внедрение школьных программ эмоцио­нального развития, профилактики насилия и тренингов для педагогов и родителей. Проблему нужно решать не постфактум, а на уровне формирования безопасной среды.

В частности, родителям рекомендуется обращать внимание на изменения в поведении детей, открыто обсуждать с ними школьные события, поощрять выражение эмоций и чувств.

Педагогам необходимо создавать безопасную и поддерживающую школьную среду, проводить регулярные беседы о недопустимости насилия, обучать навыкам разрешения конфликтов, привлекать специалистов в этой области.

Для общества целесообразно сформировать культуру нетерпимости к насилию, поддерживать инициативы по профилактике буллинга, обеспечивать доступность психологической помощи для детей и подростков.

И в заключение хочется отметить, что инцидент в Илийском районе подчеркивает необходимость системного подхода к проблеме школьного насилия. Ведь только совместными усилиями родителей, педагогов и общества можно создать безопасную среду, в которой каждый ребенок будет чувствовать себя защищенным и услышанным.

Казбек АХМЕТОВ,

психолог, докторант
КазНУ им. аль-Фараби